Жан-Мишель Генассия «Клуб неисправимых оптимистов»

Клуб неисправимых оптимистов

Le Club des incorrigibles optimistes

Язык написания: французский

Перевод на русский: Е. Клокова (Клуб неисправимых оптимистов), 2014 — 4 изд.

• Жанры/поджанры: Реализм
• Общие характеристики: Социальное | Семейно-бытовое | Психологическое
• Место действия: Наш мир (Земля)( Россия/СССР/Русь | Европа( Западная ) )
• Время действия: 20 век
• Сюжетные ходы: Становление/взросление героя
• Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
• Возраст читателя: Для взрослых

Жан-Мишель Генассия — писатель, стремительно набравший популярность в последние годы, автор романов «Клуб неисправимых оптимистов», «Удивительная жизнь Эрнесто Че», «Обмани-Cмерть» и др. Французские критики назвали его книгу «Клуб неисправимых оптимистов» великой, а французские лицеисты вручили автору Гонкуровскую премию.

Герою романа двенадцать лет. Это Париж начала шестидесятых. И это пресловутый переходный возраст, когда все — школа, общение с родителями и вообще жизнь — дается трудно. Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, кроме увлечения фотографией и самозабвенной любви к чтению. А еще у него есть тайное убежище — это задняя комнатка парижского бистро. Там странные люди, бежавшие из стран, отделенных от свободного мира железным занавесом, спорят, тоскуют, играют в шахматы в ожидании, когда решится их судьба. Удивительно, но именно здесь, в этой комнатке, прозванной Клубом неисправимых оптимистов, скрещиваются силовые линии эпохи

Награды и премии:

лауреат

Гонкуровская премия / Prix Goncourt, 2009 // Гонкуровская премия лицеистов / Prix Goncourt des Lycéens



Доступность в электронном виде:

ganesha82, 10 июня 2019 г.

Ура! Открыл для себя нового отличного автора! Действительно, давно не читал произведения современного писателя, чей роман прочел от корки до корки, не пропуская ни одного предложения — все в нем гармонично и к месту, нет ничего лишнего. Яркие персонажи, увлекательная история, которая запоминается надолго, и в кои то веки — справедливо присужденная премия (не столь престижная, как Гонкуровская, но тем не менее). Книга рассчитана на широкий клуб читателей, не перегружена философствованиями главных героев, не навязывается авторская точка зрения на страшные реалии советского послевоенного прошлого, нет душевных терзаний и метаний героев — их характер передается не посредством мыслей и философствований, а исключительно посредством их действий. Собственно вот этого последнего пункта мне чуточку и не хватило до признания книги абсолютным шедевром жанра, но это уже дело индивидуального вкуса читателя и претензий к автору относительно этого у меня нет. Мне бы хотелось более глобального погружения в жизнь героев, большего драматизма и психологизма, и, как результат, большего сопереживания, но этой цели, как я понимаю, автор перед собой не ставил. Обязательно буду следить за его дальнейшим творчеством — «Удивительная жизнь Эрнесто Че» уже просится с книжной полки)

strannik102, 25 марта 2018 г.

Несколько жизненных историй, объединённых в одно целое общим замыслом, общим местом нахождения героев и взаимными их пересечениями в прошлом и настоящем.

История взросления мальчика-подростка и превращения его из пацана в юношу — самая золотая пора, 12-16 лет! Семейные отношения, проблема «родители-дети», проблема «брат-брат-сестра», проблема школы, проблема первых симпатий, проблема общения — вся жизнь почти каждого подростка состоит из проблем. И потому все эти казусы и извороты кажутся и знакомыми и понимаемыми. Наверное, самое интересное, что было в этом романе — это история жизни Мишеля.

Истории нескольких взрослых людей — политических беженцев из своих собственных родин — Германий, Венгрий, СССРов. И каждая такая история могла бы стать своей собственной книгой: на интересность и увлекательность такой отдельной повести хватило бы сюжетно-событийных и смысловых поворотов. Конечно, в этих политэмигрантских рассказах много россказней (и, сразу понятно, что меняется смысловое наполнение и отношение читателя к рассказываемому): много искажений, много от своих личных представлений иностранца о русских и о СССР времён правления Сталина, много чего другого, неправдоподобного и потому карикатурного. Кукрыниксы где-то тут стоят рядом и нашёптывают автору, сами при этом хихикая и временами хохоча.

Истории нескольких любовей и жизненных драм. И трагедий. Когда рушится вдруг всё, весь твой мир, в котором ты жил, который выстраивал годами и десятилетиями. Рушатся семьи, ломаются судьбы, дети никогда больше не увидят отца, а собственное выживание в незнакомом мире и городе — пусть даже это Париж — превращается именно только в выживание: мало кому из этих эмигрантов удаётся в полной мере выстроить свою жизнь наново и счастливо. Сами описания этих драм сделаны Генассия добротно и по литературному талантливо. Отчего переживания и сострадание читателя всамделишные (хотя про карикатурность всё равно помним).

Нельзя сказать, что книга захватывает сразу и бесповоротно. Сначала повествование тянется подобно вытекающему из перевёрнутой банке мёду — тягучая непрерывающаяся струйка повествования ровно скользит по поверхности сознания читающего. И даже движения этой струйки повествования почти не заметно — событийный ряд ровен и не взрывается внезапным фонтаном яркого события. Но, как и от хорошего мёда, остаётся от чтения долгое послевкусие.

Наверное любителям приключенческого жанра книга покажется скучноватой, но если не гнаться за остротой впечатлений, то роман непременно можно (а может быть даже и нужно) прочитать. Может быть никаких таких особых новых знаний он нам и не даст, но оттенки нового непременно будут. Только нужно быть готовым к тому, что все эти люди являются евреями и вот эта еврейскость содержания специально автором заострена и потому нарочито выпукла.

yarigo, 7 июня 2018 г.

Потрясающая книга, тем более для современного писателя. Чистая, искренняя, беспристрастная. Сложные судьбы, правдивое повествование. Французское бистро, местный подросток, русские эмигранты. У каждого своя жизнь, своя правда. Мягко и деликатно переданы все перепетии жизни. Удивительно достоверно о нашей бытовой истории для французского автора. Давно такого не читал…

Клуб неисправимых оптимистов — Жан-Мишель Генассия

Книга с интригующим названием «Клуб неисправимых оптимистов» Жана-Мишеля Генассии увлекает читателя уже с первых страниц, которые одновременно и запутывают, и заинтересовывают. Она получила Гонкуровскую премию. Богатый язык произведения делает его приятным для чтения. Это своего рода современная драма, которая, хоть и пропитана грустью, но оставляет только приятное впечатление после прочтения.

От книги просто невозможно оторваться, ведь она наряду с интересным авторским слогом поднимает самые разные проблемы: отцов и детей, отношений между мужчинами и женщинами, юношеского максимализма, жизни эмигрантов. Читатель способен полностью погрузиться в мир прошлого и даже узнать каждого из героев поближе. К середине книги уже начинаешь чувствовать, что ее персонажи на самом деле существовали. Однако совершенно не известно, является ли произведение автобиографическим, но хочется в это верить.

Книга погружает читателя в события, которые происходили в 60-ые годы, в город Париж. Повествование ведется от первого лица – мальчика Мишеля. Он, казалось бы, самый обычный подросток, но его мысли весьма притягивают. Мишель одновременно столкнулся с несколькими трудностями: проблемы в учебе, развод любимых родителей, беглый родной брат, друзья, которые покинули. Вместе с персонажами читатель чувствует радость и грусть, смеется и учится. Мальчишка по имени Мишель обожает фотографию, книги, кино, шахматы.

Остальные герои – совсем еще дети со взрослыми взглядами, которые бежали из родной страны. Мишель встречается с себе подобными беглецами – русскими, евреями, венграми, в созданном ими клубе. Это место находится внутри шумного города – в комнатке парижского бистро, но так отличается от всего, что есть снаружи. В ней встретились все те люди, которые по воле судьбы были вынуждены отправиться прочь из родной страны и не знают, что их ожидает впереди. Этот клуб — своего рода семья, в которой можно говорить, что думаешь.

Здесь охотно обсуждают прочитанные книги, фильмы, музыку и искусство, озвучивают собственные взгляды на жизнь, совсем не боясь осуждения. А также через клуб читатель познает мир без всяких розовых очков. Только не спешите осуждать кого-либо из героев, ведь, узнав историю каждого, вы точно оправдаете его поступки, какими бы каверзными они не казались изначально. Трагичный финал произведения оставляет горький след в душе, однако он вселяет веру и надежду в человечество.

Клуб неисправимых оптимистов

Жан-Мишель Генассия

Жан-Мишель Генассия — новое имя в европейской прозе, автор романа «Клуб неисправимых оптимистов». Французские критики назвали его книгу великой, а французские лицеисты вручили автору Гонкуровскую премию.

Герою романа двенадцать лет. Это Париж начала шестидесятых. И это пресловутый переходный возраст, когда все: школа, общение с родителями и вообще жизнь — дается трудно. Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, кроме увлечения фотографией и самозабвенной любви к чтению. А еще у него есть тайное убежище — это задняя комнатка парижского бистро. Там странные люди, бежавшие из стран, отделенных от свободного мира железным занавесом, спорят, тоскуют, играют в шахматы в ожидании, когда решится их судьба. Удивительно, но именно здесь, в этой комнатке, прозванной Клубом неисправимых оптимистов, скрещиваются силовые линии эпохи.

«Клуб неисправимых оптимистов» – Жан-Мишель Генассия

Жан-Мишель Генассия

Европа, середина двадцатого века. Весь мир разбросан кусочками между двух вроде бы мирных лагерей, которые только недавно сражались на одной стороне против рейха. Где-то власти с усиленным усердием восхваляют свою идеологию и шьют больше ярко-красных знамен, тем временем следя за неугодными и непокорными. Где-то с улыбкой смотрят на неудачливого соседа, который еще недавно держал каждую улицу в страхе и ужасе, попивают свой утренний кофе и вдыхают аромат горячего круассана. Где-то двенадцатилетний мальчик с легкой обидой и укоризной взирает на родителей и учителей, которые ничего не понимают и ведут слишком пресную и скучную жизнь, поэтому день за днем он сворачивает в «Бальто» — бистро на улице Сен-Жермен, где в небольшом помещении заседает Клуб неисправимых оптимистов. На КнигоПоиск вы можете скачать «Клуб неисправимых оптимистов» в fb2, epub, pdf, txt, doc и rtf – Жана-Мишеля Генассии.

Имя Жана-Мишеля Генассии появилось в литературном мире сравнительно недавно. Не смотря на солидный возраст, писатель только пару лет назад дебютировал с потрясающей книгой «Клуб неисправимых оптимистов», которая написана в стиле, более похожем на произведения классиков, чем на амбициозную современную литературу. Роман удостоился не только хвалебных отзывов критиков, но и заслужил Гонкуровскую премию, которая является весомым знаком отличия среди литераторов. Это произведение, на первый взгляд рассказывающее о трудном подростковом возрасте Мишеля Марини, затрагивает гораздо более серьезные темы, которые омрачили первую четверть второй половины двадцатого столетия, включая в себя эмигрантов, Железный занавес, Холодную войну, бои в Алжире.

Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, страдает от постоянных родительских ссор и просто чрезмерно обожает читать. Целыми сутками напролет. Удивительно, но среди всех мест в Париже этот парнишка находит свое место рядом с Клубом неисправимых оптимистов, жизнь которых мы и можем наблюдать его глазами. Под столь солнечным названием романа Жана-Мишеля Генассии скрывается история эмигрантов: русских, венгерских, болгарских, евреев и греков. Это беженцы из стран социалистического лагеря, а Железный занавес закрыл им возможность хотя бы узнать о том, как там их жены, дети, родители, друзья. Так ли это лучше смерти, от которой они спаслись?

Судьба главного героя романа «Клуб неисправимых оптимистов» — это судьба не одного человека, а целого поколения, которому довелось пережить все лучшие и худшие стороны этого времени. Это рождающийся рок-н-ролл и первые пластинки Битлз, это Берлинская стена и первый полет в космос, это торжество интеллигенции в одной стране и ее травля – в другой. Размышления юного героя о литературе и окружающем мире пересекаются с разговорами беженцев в прокуренном помещении, которое полнится голосами и звуками передвигающихся шахмат. Эмигрантам не остается ничего иного, как обсуждать политику, искусство и не терять надежду – вот чем могут располагать эти неисправимые оптимисты.

Слушать аудиокнигу в mp3, читать онлайн «Клуб неисправимых оптимистов» или скачать бесплатно в fb2, epub и pdf вы можете на KnigoPoisk

«Клуб неисправимых оптимистов» — это частичка европейской истории на протянутой ладони, описанная наивным мальчишкой, состоящая из услышанных бесед и увиденных событий. Это история, рассказанная будущим участником восстаний в 1968-м. Жан-Мишель Генассия заслуживает наилучших похвал и искреннюю благодарность.

СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО КНИГУ «Клуб неисправимых оптимистов»

В формате fb2 : Скачать

В формате rtf : Скачать

В формате txt : Скачать

В формате A4.pdf : Скачать

Клуб неисправимых оптимистов жан мишеля генассии

Клуб неисправимых оптимистов

Доминик и Андре

Клуб – имя существительное мужского рода, от английского kloeb; кружок, где собираются, чтобы поговорить, почитать, поиграть; общество друзей.

По мне, лучше быть оптимистом и ошибаться, чем оставаться вечно правым пессимистом.

Странно, как в этой книге, вращающейся вокруг парижского бистро, автору удалось воссоздать целую эпоху!

Это большой роман. Это великий роман. Великолепная история: Жан-Мишель Генассия рассказывает о людских судьбах как греческий аэд. Мощная, глубокая, печальная и упоительная книга написана с поразительным мастерством…

Сегодня хоронят писателя. Заключительный акт. Толпа – нежданная, молчаливая, почтительная и анархическая – заполонила улицы и бульвары вокруг кладбища Монпарнас. Сколько их? Тридцать тысяч? Пятьдесят? Меньше? Больше? Какая разница? Важно, чтобы на его похоронах была публика. Скажи ему кто-нибудь, что тут будет такая сутолока, он бы не поверил и посмеялся. Он полагал, его закопают на скорую руку, в присутствии двенадцати верных последователей, а не с почестями, как Гюго или Толстого. За последние полвека ни одного интеллектуала не провожали при таком стечении народа. Как будто он был необходим и крайне важен. Зачем здесь эти люди? Они много чего о нем знают и, по логике вещей, не должны были приходить. Абсурдно отдавать последнюю дань уважения человеку, который ошибался во всем, ну или почти во всем, с завидным постоянством уклонялся от правильного пути и с упорством, достойным лучшего применения, расходовал свой талант, защищая то, что не заслуживало защиты. Лучше бы сходили на похороны тех, кто был прав и кого он презирал и уничтожал. Увы, их смерти никто не заметил.

А может, в этом невысоком человеке, помимо неудач и ошибок, было нечто иное, достойное восхищения: страстное желание преодолеть судьбу силой разума, двигаться вперед против всякой логики, не отступать, невзирая на запрограммированное поражение, брать на себя ответственность за противоречивость правого дела и заведомо проигранного сражения и вечной, нескончаемой и безнадежной борьбы. Нет никакой возможности попасть на кладбище, люди топчут могилы, карабкаются на памятники, опрокидывают стелы, чтобы подобраться поближе и увидеть гроб. Напоминает похороны эстрадной певицы или святого. Закопать собираются не только человека – вместе с ним хоронят старые идеалы. Ничего не изменится, и нам это известно. Лучшего общества не будет. Можно соглашаться или спорить, но в эту могилу ложатся и наши верования, и утраченные иллюзии. Толпа символизирует отпущение грехов, искупление ошибок, совершенных во имя идеала. Для жертв это ничего не меняет. Не будет ни оправдания, ни публичных извинений, ни похорон по первому разряду. Что может быть ужасней, чем причинять зло, желая творить добро? Сегодня хоронят минувшую эпоху. Нелегко жить в мире без надежды.

В такой момент не сводят счетов. Не подводят итогов. Все равны, и все не правы. Я пришел не ради мыслителя. Я никогда не понимал его философии, его театр «несъедобен», а романы забыты, я здесь ради прошлого. Толпа напомнила мне, кем он был. Нельзя оплакивать героя, который поддерживал палачей. Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Похороню его в каком-нибудь тайном уголке мозга.

Существуют пользующиеся дурной славой кварталы, отсылающие вас в ваше прошлое, куда, вообще-то, лучше не соваться. Думаешь, что все забыл, – раз не думаешь о нем, значит забыл, а оно раз – и тут как тут. Я старался обходить стороной Монпарнас – там жили призраки, с которыми я не знал, что делать. Один из них шел сейчас мне навстречу по тротуару бульвара Распай. Я узнал его неподражаемое ратиновое пальто в стиле Хэмфри Богарта времен пятидесятых. Есть люди, которых оцениваешь по походке. Павел Цибулька – православный христианин, партизан Второй мировой, король великого идеологического уклона и скучных анекдотов, надменный, гордый и статный, двигался плавно и неспешно. Я обогнал его. Павел располнел, пальто перестало застегиваться, взлохмаченная седая шевелюра придавала ему богемный вид.

Он остановился, посмотрел на меня, пытаясь сообразить, где мог видеть это лицо и почему оно о чем-то смутно ему напоминает, но в конце концов покачал головой – нет, простите, но…

– Это я… Мишель. Ну же, вспоминай.

Он разглядывал меня – недоверчиво, даже с подозрением:

– Мишель. Малыш Мишель?

– Бывший «малыш», Павел, бывший – я давно обогнал тебя в размерах.

– Малыш Мишель. Сколько лет мы не виделись?

– Пятнадцать. В последний раз встречались здесь же… по поводу Саши.

Мы помолчали, взгрустнули, обнялись. Он крепко прижал меня к себе:

– Я бы тебя не узнал.

– А вот ты не изменился.

– Не смей издеваться. Я вешу сто кило. Проклятые диеты…

– Счастлив тебя видеть. Где остальные? Или ты пришел один?

– Я еще не пенсионер, так что иду на работу.

Павел по-прежнему говорил с тягучим славянским акцентом, но его речь сделалась более энергичной. Мы пошли в «Селект», где, как мне показалось, все прекрасно знали Павла, сели, и официант тут же принес ему крепкий кофе и кувшинчик холодного молока, а потом принял заказ у меня. Павел цапнул с соседнего столика корзинку с круассанами и умял сразу три штуки, продолжая говорить с набитым ртом, причем вполне разборчиво. Павел сбежал из Чехословакии лет тридцать назад и с тех пор жил во Франции в более чем стесненных обстоятельствах. Он в самый последний момент, чудом, избежал чистки, погубившей бывшего генсека КПЧ Сланского[1] и его ближайшего соратника, министра иностранных дел Клементиса[2]. Бывший посол Чехословакии в Болгарии, автор справочного издания «Брестский мир: дипломатия и революция» работал ночным портье в гостинице в Сен-Жермен-де-Пре и жил там же, в комнатенке на верхнем этаже. Он надеялся рано или поздно встретиться со старшим братом, который в конце войны уехал в Америку, но ему постоянно отказывали в визе – мешала биография.

– Визу они мне не дадут. И брата я больше не увижу.

– Я знаком с одним атташе из посольства. Могу с ним поговорить.

– Не бери в голову. У них на меня «досье» толщиной с мою задницу. Я прохожу как один из основателей Коммунистической партии Чехословакии.

Он пожал плечами с видом смирившегося со своей участью человека.

– В тридцатые годы в Праге, в мои студенческие времена, все было просто и ясно. Следовало решить, на чьей ты стороне – угнетателей или угнетенных. Мне не пришлось выбирать лагерь – я в нем родился. Я был молод, убежден в нашей правоте и в том, что иного решения для страны не существует. Да, я был партийным функционером с дипломом юриста. Я верил, что поголовная грамотность и электрификация поспособствуют рождению нового человека. Никто и подумать не мог, что коммунизм пожрет нас, как Сатурн своих детей. Отношение к капитализму было однозначным. Во время войны одни поддерживали коммунистов, другие – фашистов. Хуже всего приходилось неопределившимся. Мы были полны энтузиазма. Я ни в чем не сомневался. Но после освобождения все пошло не так. Моих друзей вешали, семью терзали до тех пор, пока она от меня не отреклась, а нынешние защитнички «общечеловеческих ценностей» плевать на это хотели. Они, видите ли, не нуждаются в компании старого коммуняки – я решил, что достану их, и каждый год запрашиваю визу. Они отказывают. Я через год повторяю попытку.

Рудольф Сланский (1901–1952) – генеральный секретарь компартии Чехословакии (1945–1951); был обвинен в антипартийном заговоре и казнен. Все обвинения и сам процесс были сфабрикованы по образцу процессов конца 30-х годов в Советском Союзе. – Здесь и далее прим. перев.

Владо Клементис (1902–1952) – министр иностранных дел в правительстве Р. Сланского, проходил с ним по одному делу, обвинен в антипартийном заговоре и казнен.

Клуб неисправимых оптимистов

Автор: Жан-Мишель Генассия

Добавлено: 31.12.2015

Жан-Мишель Генассия — новое имя в европейской прозе, автор романа «Клуб неисправимых оптимистов». Французские критики назвали его книгу великой, а французские лицеисты вручили автору Гонкуровскую премию. Герою романа двенадцать лет. Это Париж начала шестидесятых. И это пресловутый переходный возраст, когда все: школа, общение с родителями и вообще жизнь — дается трудно. Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, кроме увлечения фотографией и самозабвенной любви к чтению. А еще у него есть тайное убежище — это задняя комнатка парижского бистро. Там странные люди, бежавшие из стран, отделенных от свободного мира железным занавесом, спорят, тоскуют, играют в шахматы в ожидании, когда решится их судьба. Удивительно, но именно здесь, в этой комнатке, прозванной Клубом неисправимых оптимистов, скрещиваются силовые линии эпохи.

Оглавление

Клуб — имя существительное мужского рода, от английского kloeb; кружок, где собираются, чтобы поговорить, почитать, поиграть; общество друзей.

По мне, лучше быть оптимистом и ошибаться, чем оставаться вечно правым пессимистом.

Апрель 1980-го

Сегодня хоронят писателя. Заключительный акт. Толпа — нежданная, молчаливая, почтительная и анархическая — заполонила улицы и бульвары вокруг кладбища Монпарнас. Сколько их? Тридцать тысяч? Пятьдесят? Меньше? Больше? Какая разница? Важно, чтобы на его похоронах была публика. Скажи ему кто-нибудь, что тут будет такая сутолока, он бы не поверил и посмеялся. Он полагал, его закопают на скорую руку, в присутствии двенадцати верных последователей, а не с почестями, как Гюго или Толстого. За последние полвека ни одного интеллектуала не провожали при таком стечении народа. Как будто он был необходим и крайне важен. Зачем здесь эти люди? Они много чего о нем знают и, по логике вещей, не должны были приходить. Абсурдно отдавать последнюю дань уважения человеку, который ошибался во всем, ну или почти во всем, с завидным постоянством уклонялся от правильного пути и с упорством, достойным лучшего применения, расходовал свой талант, защищая то, что не заслуживало защиты. Лучше бы сходили на похороны тех, кто был прав и кого он презирал и уничтожал. Увы, их смерти никто не заметил.

А может, в этом невысоком человеке, помимо неудач и ошибок, было нечто иное, достойное восхищения: страстное желание преодолеть судьбу силой разума, двигаться вперед против всякой логики, не отступать, невзирая на запрограммированное поражение, брать на себя ответственность за противоречивость правого дела и заведомо проигранного сражения и вечной, нескончаемой и безнадежной борьбы. Нет никакой возможности попасть на кладбище, люди топчут могилы, карабкаются на памятники, опрокидывают стелы, чтобы подобраться поближе и увидеть гроб. Напоминает похороны эстрадной певицы или святого. Закопать собираются не только человека — вместе с ним хоронят старые идеалы. Ничего не изменится, и нам это известно. Лучшего общества не будет. Можно соглашаться или спорить, но в эту могилу ложатся и наши верования, и утраченные иллюзии. Толпа символизирует отпущение грехов, искупление ошибок, совершенных во имя идеала. Для жертв это ничего не меняет. Не будет ни оправдания, ни публичных извинений, ни похорон по первому разряду. Что может быть ужасней, чем причинять зло, желая творить добро? Сегодня хоронят минувшую эпоху. Нелегко жить в мире без надежды.

В такой момент не сводят счетов. Не подводят итогов. Все равны, и все не правы. Я пришел не ради мыслителя. Я никогда не понимал его философии, его театр «несъедобен», а романы забыты, я здесь ради прошлого. Толпа напомнила мне, кем он был. Нельзя оплакивать героя, который поддерживал палачей. Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Похороню его в каком-нибудь тайном уголке мозга.

Существуют пользующиеся дурной славой кварталы, отсылающие вас в ваше прошлое, куда, вообще-то, лучше не соваться. Думаешь, что все забыл, — раз не думаешь о нем, значит забыл, а оно раз — и тут как тут. Я старался обходить стороной Монпарнас — там жили призраки, с которыми я не знал, что делать. Один из них шел сейчас мне навстречу по тротуару бульвара Распай. Я узнал его неподражаемое ратиновое пальто в стиле Хэмфри Богарта времен пятидесятых. Есть люди, которых оцениваешь по походке. Павел Цибулька — православный христианин, партизан Второй мировой, король великого идеологического уклона и скучных анекдотов, надменный, гордый и статный, двигался плавно и неспешно. Я обогнал его. Павел располнел, пальто перестало застегиваться, взлохмаченная седая шевелюра придавала ему богемный вид.

Он остановился, посмотрел на меня, пытаясь сообразить, где мог видеть это лицо и почему оно о чем-то смутно ему напоминает, но в конце концов покачал головой — нет, простите, но…

— Это я… Мишель. Ну же, вспоминай.

Он разглядывал меня — недоверчиво, даже с подозрением:

— Мишель. Малыш Мишель?

— Бывший «малыш», Павел, бывший — я давно обогнал тебя в размерах.

— Малыш Мишель. Сколько лет мы не виделись?

— Пятнадцать. В последний раз встречались здесь же… по поводу Саши.

Мы помолчали, взгрустнули, обнялись. Он крепко прижал меня к себе:

— Я бы тебя не узнал.

— А вот ты не изменился.

— Не смей издеваться. Я вешу сто кило. Проклятые диеты…

— Счастлив тебя видеть. Где остальные? Или ты пришел один?

— Я еще не пенсионер, так что иду на работу.

Павел по-прежнему говорил с тягучим славянским акцентом, но его речь сделалась более энергичной. Мы пошли в «Селект», где, как мне показалось, все прекрасно знали Павла, сели, и официант тут же принес ему крепкий кофе и кувшинчик холодного молока, а потом принял заказ у меня. Павел цапнул с соседнего столика корзинку с круассанами и умял сразу три штуки, продолжая говорить с набитым ртом, причем вполне разборчиво. Павел сбежал из Чехословакии лет тридцать назад и с тех пор жил во Франции в более чем стесненных обстоятельствах. Он в самый последний момент, чудом, избежал чистки, погубившей бывшего генсека КПЧ Сланского и его ближайшего соратника, министра иностранных дел Клементиса. Бывший посол Чехословакии в Болгарии, автор справочного издания «Брестский мир: дипломатия и революция» работал ночным портье в гостинице в Сен-Жермен-де-Пре и жил там же, в комнатенке на верхнем этаже. Он надеялся рано или поздно встретиться со старшим братом, который в конце войны уехал в Америку, но ему постоянно отказывали в визе — мешала биография.

— Визу они мне не дадут. И брата я больше не увижу.

— Я знаком с одним атташе из посольства. Могу с ним поговорить.

— Не бери в голову. У них на меня «досье» толщиной с мою задницу. Я прохожу как один из основателей Коммунистической партии Чехословакии.

Он пожал плечами с видом смирившегося со своей участью человека.

— В тридцатые годы в Праге, в мои студенческие времена, все было просто и ясно. Следовало решить, на чьей ты стороне — угнетателей или угнетенных. Мне не пришлось выбирать лагерь — я в нем родился. Я был молод, убежден в нашей правоте и в том, что иного решения для страны не существует. Да, я был партийным функционером с дипломом юриста. Я верил, что поголовная грамотность и электрификация поспособствуют рождению нового человека. Никто и подумать не мог, что коммунизм пожрет нас, как Сатурн своих детей. Отношение к капитализму было однозначным. Во время войны одни поддерживали коммунистов, другие — фашистов. Хуже всего приходилось неопределившимся. Мы были полны энтузиазма. Я ни в чем не сомневался. Но после освобождения все пошло не так. Моих друзей вешали, семью терзали до тех пор, пока она от меня не отреклась, а нынешние защитнички «общечеловеческих ценностей» плевать на это хотели. Они, видите ли, не нуждаются в компании старого коммуняки — я решил, что достану их, и каждый год запрашиваю визу. Они отказывают. Я через год повторяю попытку.

Клуб неисправимых оптимистов

Самое невероятное чтиво этого года.

Мишель Марини — двенадцатилетний мальчик, живущий в Париже 60-х годов. Он любит играть в настольный футбол, читать книги и фотографировать. Однажды он попадает в «Клуб неисправимых оптимистов» — место, где собираются беженцы из СССР и такие великие писатели как Сартр и Кессель. В этом клубе они играют в шахматы и обсуждают политику, отстаивают свою точку зрения и помогают друг другу.

Говорят, этот мальчик, Мишель — ничем не примечателен, с чем я не могу согласиться. Он необыкновенно умён для своего возраста, ведь он читает сложнейших классиков взахлёб и понимает их. У него талант в фотографии и умении находиться в нужном месте в нужное время, чтобы встретить влиятельных и авторитетных личностей. Пускай Мишель ещё ребёнок, он старается понять сложную систему, в которой вынужден жить, и причины тех или иных человеческих поступков.

Читатель разбирается вместе с маленьким Мишелем Марини в политике, истории и литературе. Что такое СССР? Почему люди бегут оттуда? И почему, несмотря ни на что, они вновь хотят оказаться дома?

Помимо подростковой жизни Мишеля в книге рассказываются истории его знакомых и друзей из Клуба. Непростые и уникальные судьбы, скажу я вам. Читая их мысли, переживания и сожаления, хочется закрыть книгу и убрать её подальше, но нельзя — сюжет захватывает с каждой страницей всё сильнее.

Конечно, для тех, кто недостаточно хорошо знаком с культурой и историей нашей страны, могут быть удивительны и даже пугающи описываемые советские явления. Я не осмелюсь заявлять о достоверности написанного Жаном-Мишелем, но мне показалось, что автор неплохо добавил страстей в некоторых моментах для придания контрастности между «спокойной» Европой и «диким» СССР.

Несмотря на гиперболизацию происходящего, на мой взгляд, жизнь беженцев описана превосходно. Каждый из нас мечтал когда-либо пожить за рубежом, но никогда не представлял, какие сложности могут ожидать в другой стране. Легко не будет — однозначно.

Произведение не относится к разряду совсем уж легко читаемых. Любая мини-глава не лишена смысла. Думаю, оно создано для того, чтобы возвращаться к нему вновь и вновь.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Жан-Мишель Генассия – Клуб неисправимых оптимистов

Жан-Мишель Генассия – Клуб неисправимых оптимистов краткое содержание

Клуб неисправимых оптимистов читать онлайн бесплатно

Клуб неисправимых оптимистов

Доминик и Андре

Клуб — имя существительное мужского рода, от английского kloeb; кружок, где собираются, чтобы поговорить, почитать, поиграть; общество друзей.

По мне, лучше быть оптимистом и ошибаться, чем оставаться вечно правым пессимистом.

Сегодня хоронят писателя. Заключительный акт. Толпа — нежданная, молчаливая, почтительная и анархическая — заполонила улицы и бульвары вокруг кладбища Монпарнас. Сколько их? Тридцать тысяч? Пятьдесят? Меньше? Больше? Какая разница? Важно, чтобы на его похоронах была публика. Скажи ему кто-нибудь, что тут будет такая сутолока, он бы не поверил и посмеялся. Он полагал, его закопают на скорую руку, в присутствии двенадцати верных последователей, а не с почестями, как Гюго или Толстого. За последние полвека ни одного интеллектуала не провожали при таком стечении народа. Как будто он был необходим и крайне важен. Зачем здесь эти люди? Они много чего о нем знают и, по логике вещей, не должны были приходить. Абсурдно отдавать последнюю дань уважения человеку, который ошибался во всем, ну или почти во всем, с завидным постоянством уклонялся от правильного пути и с упорством, достойным лучшего применения, расходовал свой талант, защищая то, что не заслуживало защиты. Лучше бы сходили на похороны тех, кто был прав и кого он презирал и уничтожал. Увы, их смерти никто не заметил.

А может, в этом невысоком человеке, помимо неудач и ошибок, было нечто иное, достойное восхищения: страстное желание преодолеть судьбу силой разума, двигаться вперед против всякой логики, не отступать, невзирая на запрограммированное поражение, брать на себя ответственность за противоречивость правого дела и заведомо проигранного сражения и вечной, нескончаемой и безнадежной борьбы. Нет никакой возможности попасть на кладбище, люди топчут могилы, карабкаются на памятники, опрокидывают стелы, чтобы подобраться поближе и увидеть гроб. Напоминает похороны эстрадной певицы или святого. Закопать собираются не только человека — вместе с ним хоронят старые идеалы. Ничего не изменится, и нам это известно. Лучшего общества не будет. Можно соглашаться или спорить, но в эту могилу ложатся и наши верования, и утраченные иллюзии. Толпа символизирует отпущение грехов, искупление ошибок, совершенных во имя идеала. Для жертв это ничего не меняет. Не будет ни оправдания, ни публичных извинений, ни похорон по первому разряду. Что может быть ужасней, чем причинять зло, желая творить добро? Сегодня хоронят минувшую эпоху. Нелегко жить в мире без надежды.

В такой момент не сводят счетов. Не подводят итогов. Все равны, и все не правы. Я пришел не ради мыслителя. Я никогда не понимал его философии, его театр «несъедобен», а романы забыты, я здесь ради прошлого. Толпа напомнила мне, кем он был. Нельзя оплакивать героя, который поддерживал палачей. Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Похороню его в каком-нибудь тайном уголке мозга.

Существуют пользующиеся дурной славой кварталы, отсылающие вас в ваше прошлое, куда, вообще-то, лучше не соваться. Думаешь, что все забыл, — раз не думаешь о нем, значит забыл, а оно раз — и тут как тут. Я старался обходить стороной Монпарнас — там жили призраки, с которыми я не знал, что делать. Один из них шел сейчас мне навстречу по тротуару бульвара Распай. Я узнал его неподражаемое ратиновое пальто в стиле Хэмфри Богарта времен пятидесятых. Есть люди, которых оцениваешь по походке. Павел Цибулька — православный христианин, партизан Второй мировой, король великого идеологического уклона и скучных анекдотов, надменный, гордый и статный, двигался плавно и неспешно. Я обогнал его. Павел располнел, пальто перестало застегиваться, взлохмаченная седая шевелюра придавала ему богемный вид.

Он остановился, посмотрел на меня, пытаясь сообразить, где мог видеть это лицо и почему оно о чем-то смутно ему напоминает, но в конце концов покачал головой — нет, простите, но…

— Это я… Мишель. Ну же, вспоминай.

Он разглядывал меня — недоверчиво, даже с подозрением:

— Мишель. Малыш Мишель?

— Бывший «малыш», Павел, бывший — я давно обогнал тебя в размерах.

— Малыш Мишель. Сколько лет мы не виделись?

— Пятнадцать. В последний раз встречались здесь же… по поводу Саши.

Мы помолчали, взгрустнули, обнялись. Он крепко прижал меня к себе:

— Я бы тебя не узнал.

— А вот ты не изменился.

— Не смей издеваться. Я вешу сто кило. Проклятые диеты…

— Счастлив тебя видеть. Где остальные? Или ты пришел один?

— Я еще не пенсионер, так что иду на работу.

Павел по-прежнему говорил с тягучим славянским акцентом, но его речь сделалась более энергичной. Мы пошли в «Селект», где, как мне показалось, все прекрасно знали Павла, сели, и официант тут же принес ему крепкий кофе и кувшинчик холодного молока, а потом принял заказ у меня. Павел цапнул с соседнего столика корзинку с круассанами и умял сразу три штуки, продолжая говорить с набитым ртом, причем вполне разборчиво. Павел сбежал из Чехословакии лет тридцать назад и с тех пор жил во Франции в более чем стесненных обстоятельствах. Он в самый последний момент, чудом, избежал чистки, погубившей бывшего генсека КПЧ Сланского[1] и его ближайшего соратника, министра иностранных дел Клементиса.[2] Бывший посол Чехословакии в Болгарии, автор справочного издания «Брестский мир: дипломатия и революция» работал ночным портье в гостинице в Сен-Жермен-де-Пре и жил там же, в комнатенке на верхнем этаже. Он надеялся рано или поздно встретиться со старшим братом, который в конце войны уехал в Америку, но ему постоянно отказывали в визе — мешала биография.

— Визу они мне не дадут. И брата я больше не увижу.

— Я знаком с одним атташе из посольства. Могу с ним поговорить.

— Не бери в голову. У них на меня «досье» толщиной с мою задницу. Я прохожу как один из основателей Коммунистической партии Чехословакии.

Он пожал плечами с видом смирившегося со своей участью человека.

— В тридцатые годы в Праге, в мои студенческие времена, все было просто и ясно. Следовало решить, на чьей ты стороне — угнетателей или угнетенных. Мне не пришлось выбирать лагерь — я в нем родился. Я был молод, убежден в нашей правоте и в том, что иного решения для страны не существует. Да, я был партийным функционером с дипломом юриста. Я верил, что поголовная грамотность и электрификация поспособствуют рождению нового человека. Никто и подумать не мог, что коммунизм пожрет нас, как Сатурн своих детей. Отношение к капитализму было однозначным. Во время войны одни поддерживали коммунистов, другие — фашистов. Хуже всего приходилось неопределившимся. Мы были полны энтузиазма. Я ни в чем не сомневался. Но после освобождения все пошло не так. Моих друзей вешали, семью терзали до тех пор, пока она от меня не отреклась, а нынешние защитнички «общечеловеческих ценностей» плевать на это хотели. Они, видите ли, не нуждаются в компании старого коммуняки — я решил, что достану их, и каждый год запрашиваю визу. Они отказывают. Я через год повторяю попытку.

— Значит, ты больше не коммунист?

— Был, есть и буду!

— Но доктрина оказалась несостоятельной. Коммунистические режимы рушатся один за другим.

— Коммунизм — прекрасная идея, Мишель. Слово «товарищ» наполнено глубинным смыслом. А вот люди никуда не годятся. У Дубчека[3] и Сво́боды[4] вполне могло получиться, если бы им не перекрыли кислород. Кстати, мое дело сдвинулось с мертвой точки.

— Я написал Сайрусу Вэнсу, госсекретарю в администрации Джимми Картера. Он ответил. Можешь себе представить?

Павел осторожно достал из бумажника письмо в «том самом» конверте и дал мне прочесть. В ответе Сайруса Вэнса от 11 января 1979 года сообщалось, что запрос передан в компетентную инстанцию.

— Это стандартная формулировка. Не стоит особенно надеяться.

— Они отреагировали впервые за двадцать пять лет. Это знак. Сайрус Вэнс — демократ, не республиканец.

— А раньше тебе что, не отвечали?

— Я был идиотом, адресовал просьбы лично президенту США. Глава государства слишком занятой человек, чтобы самолично отвечать всем страждущим. Написать госсекретарю мне посоветовал Имре.

— Возможно, ты постучался в правильную дверь. Что будешь делать, если снова откажут?

— Я больше не чехословацкий подданный. И не французский. Я — апатрид. Худший вариант из возможных. Превращаешься в призрака. У меня осталась крошечная надежда встретиться с братом. Он американский гражданин. Мы перезваниваемся раз в год, на Рождество. Брат — бригадир на стройке. У него семья, все хорошо, но в Европу он прилететь не может — слишком дорого. В будущем году я подам на визу. И еще через год снова подам.